Великая Октябрьская социалистическая революция, Красный Октябрь – все эти собственные имена существительные ушли в далёкое прошлое. В настоящее время из средств массовой информации мы слышим другие названия и выражения. Например: «Социальный эксперимент, начавшийся в 1917 году, был завершён в начале 90-х годов». Так стоило ли проводить такой эксперимент? Ради чего нужно было «поднять землю на дыбы», перетрясти судьбу каждого человека, живущего в то время в России?

Равенство, справедливость – вот ключевые слова, объясняющие суть этого переворота в российской действительности в том далёком 1917–ом году. Вольно или невольно каждое поколение будет обращаться к изучению такого, вроде бы, короткого (74 года) в истории России пространства и в то же время составляющего целую эпоху с его социальными атрибутами и понятиями: «советский человек», «советский народ», «советская жизнь».

Исследователи других исторических периодов будут давать свои оценки, объективные и субъективные, советской эпохе. Но лучше всего скажут о той жизни советские люди, которые жили в то время, трудились с энтузиазмом, искренне любили свою социалистическую Родину. Они с ностальгией вспоминают октябрятское, пионерское детство и комсомольскую юность.

Весь советский народ стремился к тому «коммунистическому далеку», которое воспевал советский поэт Владимир Маяковский, но не заметил, как оно стало коммунистическим прошлым. И сейчас жизнь вновь изменилась, и снова нет справедливости, снова богатые и бедные, и революция, свергнувшая царей и самодержавие, объявлена в настоящее время бессмысленной. А царские династии вновь подняты на высокую ступень уважения и почитания. А те, кого считали эксплуататорами трудового народа, на деле это настоящие труженики, добившиеся своего материального благополучия своей неутомимой работоспособностью. Но всё это исторические катаклизмы, и, к сожалению, историю, как известно, вспять не повернуть и ничего в ней не изменить и не переписать. В настоящее время, вероятно, те наши кокшеньгские зажиточные крестьяне были бы не кулаками-мироедами, а жили бы в почёте.

Все эти размышления приводят нас к желанию в канун 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции в России узнать, какой была жизнь наших прадедов-кокшаров накануне революции, и счастливой ли она стала при новой власти, установившейся в октябре 1917 года, власти с громким названием «советская». Как складывались революционные события в Кокшеньге на протяжении 1917-1918 годов и в какой цвет они были окрашены? <…>

Кокшеньгское крестьянство накануне революции 17-го года

До Великой Октябрьской социалистической революции территория нашей страны делилась на губернии, уезды, волости и общества. Наша местность, (современный Тарногский район), издавна известная под названием Кокшеньга, в начале XX века состояла из двух волостей: Шевденицкой и Спасской. Они в свою очередь делились на общества. Шевденицкая волость состояла из восьми обществ, Спасская – из девяти. В годы революции на территории Кокшеньги из 17 обществ было образовано девять волостей. Это Шебеньгская, Шевденицкая, Озерецкая, Верхнекокшеньгская, Долговицкая, Заборская, Спасская, Минская и Заячерицкая. Все девять волостей входили в состав Тотемского уезда. В Кокшеньге тогда насчитывался 421 населённый пункт с 35 тысячами жителей.

Каково же было материальное положение наших прадедов накануне революционного переворота, требовались ли кокшарам такие серьёзные изменения, каким была подвергнута их жизнь в 1917 – 1918 годах? Что было самое главное в их жизни? Это, конечно, хлеб. А для того, чтобы иметь хлеб, вырастить его, нужна земля. А вот с земляными наделами и была проблема у наших прадедов.

Как повествуют исторические документы, «земля не принадлежала крестьянину, большая часть её, со всеми полями, лесами, сенокосами и водоёмами, была во владениях лично царя и его родственников. Землями царей Романовых управляло министерство уделов, поэтому земля и землепашцы, пользовавшиеся ими, назывались удельными. Остальной землёй распоряжалось министерство финансов, «казна», и земля эта считалась казённой. По данным 1867 года, в Кокшеньге из 382 имевшихся тогда деревень только семь были казёнными, а остальные царскими.

По воспоминаниям краеведа В.И. Ермолинского, «крестьянские общины должны были арендовать эти пахотные и сенокосные земли и в свою очередь делить между крестьянскими хозяйствами на ревизские души. Ревизская душа обозначала лицо мужского пола, зарегистрированное в крестьянской семье во время переписи населения («ревизии»), а ревизия могла повториться лет через 25-30, поэтому число ревизских душ не соответствовало количеству едоков». Отсюда и достаток в семьях был разный, так как землёй они были обеспечены неодинаково. Виктор Иванович Ермолинский приводит конкретные примеры. «В 1913 году в деревне Сосновая Слободка Маркушевской волости было 14 крестьянских дворов. Одно из них имело земельный надел на «три души», что составляло 7,2 десятин земли. В этом хозяйстве было три лошади, 10 коров, а едоков - шесть. Четыре хозяйства пользовались наделами «на две души», т.е. по 4,8 десятин, имели по две лошади, по 5-6 коров, едоков не меньше, чем в первой семье. В двух крестьянских дворах – по 1,5 десятины, лошадей одна-две, коров 3-4. Шесть хозяйств – «по одной душе» – 2,4 десятины земли, одна лошадь, 2-3 коровы, а едоков по 6-8 человек. (Кстати, коров держали не только из-за молока, а ещё из-за навоза как удобрения, так как земля в наших краях малоплодородная). И одно хозяйство совсем безземельное, не имелось в нем ни скота, ни инвентаря. Это и были извечные батраки».

Надеяться этим беднякам на царя или на государство Российское не приходилось. Государственная власть в кокшеньгских волостях находилась в руках целой плеяды назначенных и выборных чиновников. Как свидетельствуют архивные документы, «высшим гражданским чином на Кокшеньге был земский начальник. Один на всю округу и прокурор, и судья одновременно по всем землям и лесным делам. Приговор выносил лично, осуществлял надзор за действиями волостных правлений и сельских старост. Вначале это П.А.Аксаков, затем его сменил Г.В. Гапанович. Земские начальники жили в Тарногском Городке, в доме купца Семушина.

Вторым лицом в Кокшеньге был становой пристав, начальник местной полиции. В каждой волости у него были урядники и по несколько стражников и их помощников. Канцелярия приставов была также в Тарногском Городке. Во главе волости с 1914 по 1917 годы стояли выборные волостные старшины и волостные писари, а также 17 сельских старост и столько же сельских писарей». То, что некоторые из них осуществляли не совсем праведную власть, подтверждают воспоминания старейших жителей Кокшеньги. Так, Е. Курбатов, автор заметки «Дело было в Озёрках», опубликованной в газете «Кокшеньга» от 23 апреля 1966 года, пишет о том, как урядник Озерецкой волости приказал своим стражникам незаконно изъять из трёх хозяйств сено, заготовленное на зиму. Крестьяне, кому принадлежало это сено, «отбили» своё добро, а стражников разогнали. Но на следующий день все трое были арестованы и посажены в тюрьму. Один из этих крестьян по возвращении умер.

Несправедливость и экономическую нужду усиливали многочисленные сборы, подати и повинности. Вот как описывает их Ермолинский В.И.: «Тяжёлым бременем для крестьянина были подушные налоги. Мой отец, Ермолинский Иван Фёдорович, (д. Сосновая Слободка) в 1916 году платил подати - 22 рубля. Это была большая сумма, если в то время корова стоила 10 рублей, лошадь – 25 рублей, пуд ржи – 60-70 копеек, овса – 30 коп. Деньги у крестьян были редкостью, и накопить такую сумму – 22 руб. – было сложно.

Кроме того, с крестьян брали земские сборы на содержание и постройку здания почты, межведомственного лесничества, здания суда и полиции в Тарногском Городке. Крестьяне должны были отбывать повинность, то есть отрабатывать со своими подводами на ремонте дороги Тарнога-Брусенец». Радовало наших прадедов только то, что когда рождался у царя ребёнок, то сбавляли подати до 50 копеек с каждой души.

Но особое недовольство кокшеньгских мужиков вызывали порядки, установленные лесным ведомством. Цены на билеты за строевой лес были очень высокими. Большая часть лесов была в руках управляющего 17-м удельным имением. Им был в 1917 году грузинский дворянин Корнентелли Михаил Луарсабович. Он грубо обращался с мужиками, если был не в духе, то мог избить кого-то из них».

Особенно тяжело пришлось тем крестьянкам, у кого мужья погибли на фронтах Первой мировой войны, войны, которая усилила классовое разделение деревни накануне революции.

Вот такие не очень радостные моменты были в жизни наших прадедов. Но у каждого времени своя история, и она поворачивается к нам не только темными сторонами, но и яркими, праздничными, добрыми. Поэтому, несмотря на эти трудности, кокшары в большинстве своём всегда имели и хлеб про запас, и песню для праздника, и милосердие в горе.

Другов Василиск Ильич, уроженец деревни Игумновской 1915 года рождения, пишет в своих дневниках: «Жизнь в нашей деревне всегда была дружная и бескорыстная. Людей честных, трудолюбивых, отзывчивых, деловых знали и чтили не только в Игумновской, но и по всей Кокшеньге. В нашей деревне была отработана взаимопомощь, взаимовыручка. Выручали друг друга и в большом, и в малом. Мужики заимствовали друг у друга кожи, верёвки, зерно. Давали на время полевой инвентарь и даже лошадей с упряжью. Женщины занимали друг у друга предметы утвари, молочные продукты. Занимали даже соль, сахар, спички, хлебную закваску, самоварные угли. Все общественные вопросы: строительство мостов, переходов через реку и другое – решались всем миром на сходке у часовни. Тут же решались и вопросы оказания кому-либо коллективной помощи. Не было даже случая в деревне, чтобы чью-то несжатую полоску пустили под снег. Всей деревней приходили соседу на дожинки. Это было радостное событие для всех, и оно превращалось в общедеревенский праздник. Имущественное расслоение крестьян нашей деревни было незначительным. Богатые крестьяне составляли не более 10% от общего числа дворов в деревне, а бедные – не более 15%. Около 75% дворов по богатству были почти на одном уровне».

У наших прадедов, по воспоминаниям многих, были золотые руки. Какие дома они строили! В каждой деревне были дома-пятистенки, двухэтажные дома, украшенные резьбой на окнах, балясинами на лестницах, балкончиками. Уникальные дома сохранились в спасской деревне Рыкаловской, вот уже второе столетие стоят они на деревенской улице. Фотографии этой деревни сделал еще в конце XIX века известный краевед Едемский Михаил Борисович.

О своей деревне рассказал нам в интервью 25 декабря 2016 года Иван Яковлевич Попов, житель деревни Селивановской: «У нас в В-Кокшеньге не было кулаков-эксплуататоров. Были середняки. Это люди трудолюбивые, работали на своём хозяйстве от зари до зари. И хозяйства у них были крепкие. А весной на посевные работы, осенью на уборку, летом на покос брали они бедняков «по найму» или «в казачки». А те в это время и жили в доме, и кормили их, и поили, когда и одевали, да ещё и за работу платили. Получается, зажиточные крестьяне и выручали бедняков, помогали им».

В.А.Саблин, доктор исторических наук, в своей работе «Крестьянское хозяйство на Европейском Севере России (1917–1920)» отмечает: «Труд наемных работников имел большее значение в производственной деятельности слабых и средних крестьянских дворов. Распространение найма в данном типе дворов отражало еще одну, присущую только Европейскому Северу черту крестьянской экономики. Но отношения найма-сдачи рабочей силы вплоть до конца 1920-х гг. в своей основе сохранялись на уровне традиционного найма «из нужды».

Что касается состояния крестьянских дворов, например, в В-Кокшеньге, то, перелистывая страницы Подворных книг по этой волости за 1917-1926 годы (позднее это колхоз «Майга»), мы обнаружили довольно солидный список хозяйственных построек у многих крестьян-середняков. Вот, например, Абрам Мартемьянович Силинский, проживающий в деревне Митрошинской. В его хозяйстве числилось: дом (дата строительства 1870 г.), две зимовки (1908 г.), двор (1905 г.), амбар (1860 г.), конюшня (1905 г.), баня (1999 г.), овин (1910 г.), гумно (1910 г.), а также погреб, каретник, кладовая. Посеяно: озимой ржи – 1740 га, пшеницы – 2011 га, а также овес, лён, овощи (картофель, капуста, репа, брюква).

Хотелось бы отметить ещё одно хозяйство, оно принадлежало кокшеньгскому крестьянину Андрею Герасимовичу Демидову (его дочь – Тамара Андреевна Соколова была директором Спасской средней школы). Это был человек трудолюбивый, смекалистый, уважаемый во всей округе. Демидов завёл у себя на хуторе (в начале XX века на территории нашего края появилось 119 хуторов и отрубов) 9-польный севооборот, купил железный плуг и борону, веялку, закупил минеральные удобрения и превратил свой хутор в культурно-показательное хозяйство. Если бы такие хозяйственные русские люди пришли в настоящее время на наши северные пустующие земли, то все бы мы от их труда выиграли бы. Но тогда было другое время – и за своё показательное хозяйство Андрей Герасимович был подвергнут репрессиям. Просто взгляд был на людей и на события тогда совсем другой. А сейчас, наверное, каждому из нас хотелось бы считать, что наши прадеды были люди трудолюбивые, «справные», сообразительные, зажиточные.

Становление Советской власти в кокшеньгских волостях

«Встреча Нового 1917 года в кокшеньгских волостях была тревожной, невесёлой. Вести с фронтов были неутешительные. Стали всё больше прибывать в деревни с фронта искалеченные войной солдаты (безрукие, безногие или больные, истощенные после перенесённых болезней), - пишет в своих мемуарах спасский краевед, очевидец всех революционных событий Дмитрий Михайлович Силинский.

Вместе с солдатами приходили тревожные новости. Но вести о революции и отречении царя от престола пришли в Кокшеньгу с опозданием. Февральская революция всколыхнула северную деревню, и на сходах в открытую заговорили о том, о чем мечтали столетиями. В волостных правлениях было принято решение выжидать дальнейших событий. Вскоре стало известно, что учитель Наумовской школы Михаил Никанорович Басов, нелегально занимавшийся политикой, спешно выехал в город Тотьму. По возвращении 12 марта 1917 года он провёл собрание крестьян и местной интеллигенции Спасской волости. Басов по своим взглядам был эсером и поэтому уговаривал поддержать Временное правительство. Но крестьянам было многое непонятно в его речах. Временное правительство не решало вопросы с землёй, поэтому не было различий между новой и старой властью. На этом собрании был избран волостной исполнительный комитет в составе пяти человек. Волостной старшина распустил старое правление и все дела, имущество и архивы передал председателю нового комитета. Им стал В.М.Попов, зажиточный, грамотный, интересующийся политикой крестьянин. А на балконе волостного временного  исполнительного комитета вместо трёхцветного флага Российской империи взвился красный флаг в виде хоругви, на котором золотыми буквами было написано «Свобода, равенство, братство!» Так была свергнута в Спасской волости старая царская администрация и образована новая власть, но, к сожалению, она бездействовала. И если население Кокшеньги в основном было довольно свержением царя, то мужички не были довольны новой властью, так как она не хотела защищать их интересы.

«Начались самоуправства: крестьянская беднота стала разбирать зерно из общественных амбаров (магазеев) на семена для весеннего сева. А кто-то не побоялся залезть и в чужой амбар, к богатому хлебом мужику и взять пуд-два ржаной муки и прихватить при этом ещё «носильное» барахло. Всё это порождало в среде крестьян-середняков недовольство местной властью, не принимающей решительных действий в борьбе с такими негативными явлениями. Но в В-Спасе сход наказал двух воров «стеганием берёзовыми вицами (прутьями) – одному дать 25 ударов, второй 20».

11 апреля 1917 года Спасский волостной временный исполнительный комитет принял первое серьёзное решение: выселить управляющего 17-ым Спасским удельным имением Корнентелли. 26 марта 1917 года во всех кокшеньгских волостях  (Шевденицы, Шебеньга, Заборье, В-Кокшеньга) прошли сходы, были избраны Временные волисполкомы. В делах Государственного архива Вологодской области хранится интересный протокол одного из сходов крестьян Минской волости, проходивший в марте 1917 года. В нем записаны решения по вопросам, волновавшим всей жителей старой Кокшеньги, поэтому мы процитируем их подробно.

Крестьяне Минской волости, надеясь, что их голос будет услышан, писали: «Обеспечить нас достаточным количеством земли. Все пахотные удельные (то есть бывшие царские) пахотные оброчные и сенокосные статьи (земли) передать в пользование крестьян бесплатно и за них не взыскивать с крестьян никаких доходов в пользу казны. Все земли, выкупленные до революции некоторыми богатыми крестьянами, передать в пользование всех крестьян. Наделить крестьян бесплатно лесными материалами, как то: бревнами, жердями и кольями. От духовенства все земли передать бесплатно в пользование крестьянам. Вообще улучшить быт крестьян, и чтобы никто ничем не был обижен».

Конечно, это решение минских мужиков не было принято во внимание Временным буржуазным правительством и его представителями на местах, хотя в протоколе и было указано, что оно высказано от имени 2078 жителей этой волости. Требования, похожие на те, что были записаны в решении минского схода, нашли также свое отражение в протоколе собрания крестьян местечка Пелтасы Спасской волости, которое состоялось 29 апреля 1917 г. В этот день в д. Синяковской собрались «депутаты» от деревень Григорьевской, Дементьевской, Пуминовской, Паровской, Синяковской. Организатором этого собрания был солдат-отпускник Н.П. Угрюмов. Протокол не зафиксировал всех выступлений на этом собрании, но сквозь далекие нечеткие формулировки его пробиваются мечты трудового крестьянства Кокшеньги. Мы приводим их в точных выражениях, записанных в протоколе. Эти желания сводились к следующему:

А. «Теперь, с объявлением свободы, мы должны немедленно приступить к разделу примыкающих к нашим наделам удельных и назенных земель, а также и отрубов».

Б. « Необходимо сейчас же начать раздел всех земель на новые ревизские души».

В. «Начальства и судов теперь нет, и мы имеем полное право захватить все имущество богатых крестьян и купцов и разделить между собой, так же поступить и с товарами в их магазинах».

Г. «Православная церковь не должна существовать, не должно быть никаких церквей… духовенство теперь является совершенно излишней обузой для населения».

Эти очень радикальные желания крестьян наталкивались на требование волостного комитета жить по-старому и ждать. Сам факт выступлений на этом собрании крестьян говорит о том, что не удовлетворяло пелтасских мужиков. Они не верили всем временным комитетам, начиная с волостного и кончая губернским, и поэтому пелтасские мужики решили обратиться за разъяснением к Вологодскому Совету рабочих и солдатских депутатов. Солдат Н.П. Угрюмов увёз это решение своих земляков в Вологду, передал в Совет рабочих и крестьянских депутатов, и письмо было напечатано в газете «Известия Вологодского Совета рабочих и крестьянских депутатов».

Нужно отметить, что политическая картина в Кокшеньге после февральской буржуазно-демократической революции была весьма пестрой. В одно и то же время в волостных исполкомах существовали выборные органы нескольких родов: временные волостные исполкомы, созданные в марте 1917 года, волостные земельные комитеты, возникшие в июне, волостные Советы крестьянских депутатов, избранные в июле, и волостные земельные комитеты, появившиеся в августе. Каждый из этих органов претендовал на ведущую роль в жизни деревни, но фактическое их влияние зависело в конечном счете от активности людей, входивших в их состав. И нужно заметить, что все они очень далеки были от большевистских настроений, так как ни одного коммуниста-большевика в то время в Кокшеньге еще не было. Но влияние зажиточных крестьян в этих органах было сильным. Все эти комитеты, по сути, не имели никакой власти. Они занимались только уговариванием крестьян: «Обождать, ещё немного потерпеть, пусть укрепится свободная власть. Но деревня волновалась, как разбуженное ветром озеро, - пишет А.А. Угрюмов. - Мужикам нужна была земля. Временное правительство изворачивалось, его министры произносили громкие речи, но о земле умалчивали, требовали от крестьян подождать до открытия Учредительного собрания, которое, мол, и решит земельный вопрос. Но ждать было некогда, надо было пахать и сеять. Поэтому в кокшеньгских волостях участились самовольные захваты купленных мужиками  побогаче до революции удельных земель. По сведениям ГАВО, в начале мая 1917 года крестьяне деревень Игнатовской, Ключевской и Фатьяновской Заборского общества, а также Бурцевской и Игнатовской Верховского общества разделили и запахали чужие отруба. 9 мая Заборский временный волостной комитет обсуждал жалобу на этих крестьян, но принять какое-то решение побоялся. Решили вынести этот вопрос на сход, который намечено было собрать через два дня».

Но и на волостном сходе вопрос о самовольно захваченных землях поднять не посмели. И лишь по решению уездных властей эти запашки были возвращены их законным владельцам. Так же революционно действовали крестьяне и в ряде других волостей Кокшеньги. В мае были поделены казённые выкупные поля в Спасской и Шевденицкой волостях, а в начале июля начался захват сенокосов, откупленных богатыми мужиками у казны. Сенокосы выкашивались теми крестьянами, которые в свое время их расчищали и которыми пользовались до продажи казной зажиточным крестьянам. Дело приняло такой размах, что тотемский уездный комиссар Временного правительства в конце июля 1917 года докладывал об этом Вологодскому губернскому комиссару и объяснял эти захваты тем, что «существуют крупные земельные участки, а рядом с ними наделы крестьян ужасно малы».

«Неспокойно было в Кокшеньге и осенью 1917 года, потому что во многие деревни возвращались солдаты-дезертиры. Их пытались вылавливать, но безуспешно. Просто воевать было не за кого. Царя на престоле уже не было, но большевики ещё не были у власти. И, наконец, 25 октября 1917 года прогремел исторический выстрел с крейсера «Аврора», возвестивший о начале новой жизни в России. Эхо его прокатилось и по лесным деревенькам Кокшеньги».

25 октября в Смольном открылся Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов, где были приняты долгожданные указы: Декрет о мире, Декрет о земле. Как известно, съезд избрал высший орган Советской власти – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК), правительство – Совет народных комиссаров во главе с В.И.Лениным. В документах ГАВО сохранились протоколы заседаний исполкомов и общих собраний жителей Кокшеньги о поддержке Советской власти. Процитируем отрывки из этих постановлений:

а) граждан Шевдениц от 14 сентября «Учитывая всю серьёзность положения, мы всеми силами будем защищать и поддерживать Советскую власть в лице наших представителей. Да здравствует власть Советов и всё трудовое крестьянство!»

б) Долговицкого волостного схода от 23 сентября (120 чел.): « …находя политику Советов Народных Комиссаров правильной, одобряем все их распоряжения и приветствуем решительные действия по отношению к буржуазии, твёрдо верим, что только народная власть выведет нас на светлую дорогу равенства и братства».

Позднее стали возвращаться солдаты-фронтовики, возвращались с оружием и стали брать инициативу в свои руки. Вот как описывает уроженец деревни Старый Двор Андронов В.М. эти события в статье «Первый волисполком в Шебеньге», напечатанной в газете «Ленинец от 23 февраля 1967 года: «В феврале 1918 года я вернулся с румынского фронта в родную деревню. Как все окопники, я приехал не с пустыми руками, а запасся оружием. Было мне 26 лет. Октябрьская революция не сразу докатилась до наших глухих мест. Нас, бывших фронтовиков, молодых, обстрелянных, набралось человек 30-40. Мы сочувствовали большевикам, но среди нас ещё не было ни одного члена партии. Узнав, что в других кокшеньгских волостях уже действует подлинная советская власть, мы решили создать свой волисполком. В октябре 1918 года на сходе жителей Шебеньги  волисполком был создан, а меня открытым голосованием выбрали председателем. По указанию уисполкома мы открыли три отдела волисполкома: военный, земельный и народного образования. Немало трудностей встречалось в этой новой для нас работе. Но мы настойчиво продолжали проводить в жизнь решения Советской власти. А позднее вчетвером в составе добровольческого отряда мы ушли защищать наше социалистическое Отечество от лютого врага Советской власти адмирала Колчака».

14 мая 1918 состоялся Первый съезд нового состава Совета крестьянских депутатов Шевденицкой волости в Тарногском Городке. Избранный на нем исполком в тот же день принял дела от земской управы. В мае во всех волостях Кокшеньги были упразднены волостные земские управы, и волость перешла в руки Советов крестьянских депутатов.

С двоевластием было покончено и в волостях. Председателями исполкомов избраны: в Шевденицах – И. И. Рыжков, в Верхкокшеньге – Н. М. Тарханов, в Долговицах – В. А. Шабанов, в Шебеньге – М. М. Тимофеевский, в Заборье – Я. А. Шабанов. Летом в уезде сложилось тяжелое положение с продовольствием. Резко возросли цены на продукты питания. В волостях создаются продовольственные комитеты, а затем продотделы исполкомов. Граждане Шевденицкой волости уже в марте на собрании приняли решение начать сбор хлеба для голодающих в уезде. Такая компания проводилась и далее, в июне собрано 1100 и в июле 150 пудов зерна.

Одновременно с установлением новой власти в волостях весной 1918 года начался передел земли на основании декрета «О социализации земли». Все надельные, удельные и церковные земли делились не по душам, как было раньше, а по едокам. Губернским исполкомом для волостей Кокшеньги установлена норма выделения земли на едока – 4,31 десятины, в том числе полевой земли – 2,17 десятины, пашенной – 1,6 десятины и сенокосов – 0, 54 десятины. Крестьяне получили почти на 20 процентов земли больше, чем имели ранее. Свершилось то, о чём мечтали труженики, «вечные» пахари. В соответствии с декретом ВЦИК от 11 июня 1918 года, в каждом сельском обществе, в каждой деревне организуются комитеты бедноты. Деревенские комбеды состояли из 3-4 человек. Так, например, в Заборской волости в ноябре 1918 года общее количество членов комбедов составляло 355 человек. В Спасской волости были организованы комбеды в 66 деревнях, в Шебеньгской – в 27 деревнях с общим количеством 109 человек, в Маркуше – в 24 деревнях, в Долговицах – 13 комбедов с числом членов 38 человек. В Озерецкой волости имелся волостной комитет и 20 деревенских. Комитеты бедноты под руководством уездного партийного комитета, уисполкома принимали активное участие в проведении в жизнь декрета Советской власти по заготовке хлеба, скота, фуража. В сентябре проведены перевыборы волостных исполкомов Советов для удаления из них деревенских кулаков и купцов.

В это же время шел процесс создания большевистских партийных организаций в волостях. Первая партийная ячейка РКП (б) была образована 21 октября в Заборье в составе 23 человек,  24 октября – в Спасе из девяти человек, председатель ячейки – Н. П. Угрюмов. 27 октября – в Шевденицах из 15 человек, председатель ячейки – Н. Ф. Овчинников, в Верховье из 15 человек, председатель – А. С. Армеев, в Верхкокшеньге из семи человек, председатель – А. Г. Демидов.

В первую годовщину Октябрьской революции в Тарногском Городке было открыто культурно-просветительное учреждение – Народный дом. Народные дома вскоре появились в соседних волостях – Заборье, Спасе, Ромашеве и Верховье. Здесь проводились собрания, митинги, спектакли, читки газет и другие мероприятия. Открывались также и избы-читальни.

В Заборской волости вопрос о подготовке к празднованию годовщины Октября предварительно обсудили на собрании партийной ячейки. 7 ноября к волостному Совету потянулись колонны демонстрантов из шести окрестных деревень с флагами и плакатами: «Вся власть Советам!», «Да здравствует всемирная революция! После митинга, на котором выступили и представители уезда, и активисты волости, участникам были розданы специально для этой цели завезенные из уезда книги и газеты. Затем в Народном доме был устроен спектакль, а в чайной – чаепитие.

На следующий день члены исполкома и ячейки коммунистов разъехались по отдельным деревням, где состоялись митинги. «Настроение крестьян Заборской волости, - писал в отчете о своей поездке на праздник агитатор Тотемского уездного военного комиссариата А. Г. Ипатов, - отличное, уверенное в победе Революции. Они поняли сущность Советской власти и теперь держатся за Советы крепко».

В связи с первой годовщиной Октябрьской революции центр волости – деревня Ключевская (Дощенниково) – постановлением Заборского волостного исполкома Советов была переименована в село Красное, улица в Тарноге также носит название - Красная. И эти названия выдержали проверку временем длиной в целое столетие. Вот такой калейдоскоп революционных событий обрушился на нашу тихую, таёжную Кокшеньгу в то неспокойное, «воспалённое» время. И всё прошло бы в основном благополучно, благодаря неторопливости, некой инертности нашего кокшеньгского мужика, если бы не 16 и не 28 декабря 1918года. Это дни, когда кровь обагрила кокшеньгскую землю.

Кокшеньгский мятеж. Взгляд через столетие

Эта трагическая история произошла в одном из самых отдалённых уголков Кокшеньги – Верхкокшеньге, во время проведения «так называемой «Хлебной монополии». На территории Верхнекокшеньгской волости были убиты 15 продотрядовцев, а затем по постановлению ЧК расстреляно 17 крестьян волости. Этим событиям во времена Советской власти было посвящено около десятка публикаций в районной газете «Ленинец» и областной «Красный Север», также вологодским журналистом Анатолием Петуховым написана документальная повесть «Просим выдать оружие». Но все эти материалы показывают односторонне события декабря 1918 года, раскрывают «правду» красноармейцев, продотрядовцев. Их имена выбиты на памятнике в В-Спасе, на Городище. Именно там проходили памятные митинги, торжественные линейки, где принимали в пионеры лучших учеников.

Но, как известно, у любой трагедии есть две правды, и у каждой из них есть свои имена. И совсем недавно появилась гранитная плита в В-Кокшеньге, где начертаны имена 17 кокшеньгских крестьян. Эта плита установлена под деревом, у той самой «расстрельной» ямы, куда сбросили тела кокшаров, яму забросали мусором, по рассказу И.Я. Попова, а затем поставили на неё сарай, чтобы закрыть эту «осквернённую» землю, чтобы память не возвратилась. И кто в этой яме лежит: кто из них богатый, кто бедный - никто не разбирался.

Как вспоминает, со слов своей матери, Иван Яковлевич Попов, один из мужиков перед расстрелом всё кричал: «Не убивайте меня, ведь я ни разу в жизни досыта не едал!» Не пожалели, расстреляли, а по официальным сводкам, расстреливали кулаков-мироедов?! Другой просил, умолял, божился, что не виноват, что не был даже там, на мятеже. Три пули попали ему в живот, он упал, снова поднялся и всё кричал, что не виноват». И не богатый тоже, не кулак. Хотели оставить в живых, но не пожалели.

Кто расстреливал? Каратели? Если в составе карательного отряда в 50 человек? А как потом выяснилось, оклеветали парня, наговорили на него, кто-то другой виды имел на его девушку.

Просматривая похозяйственные книги того периода В-Кокшеньгского уже сельсовета, мы не обнаружили архивных листов о состоянии хозяйств расстрелянных крестьян и даже их взрослых уже детей. Все листы аккуратно вырезаны ножницами. Символично, чтобы под корень, чтобы память искоренить. Что произошло тогда в декабре? Почему эти крестьяне-кокшары в конце декабря пришли в такое яростное состояние духа, что убили 15 продотрядовцев? Постараемся кратко изложить официальную версию этих событий.

«Вологодский губисполком в первой половине октября направил в Тотемский уезд продовольственный отряд под руководством Г. М. Шаршавина для реквизиции излишков хлеба у зажиточных крестьян. Два подразделения этого отряда были направлены в Кокшеньгу: 43 бойца под командованием Федорова – в Спасские волости и 15 бойцов во главе с В. И. Киселевым в Верхкокшеньгу и Илезу. Одновременно собирался денежный революционный налог. Его в 1918 году в Кокшеньге было собрано на сумму 1478710 рублей. Отряд из 15 красноармейцев под началом Киселева и комиссара Михаила Губина ноябрь и декабрь занимался сбором революционного налога и изъятием хлеба у населения Верхкокшеньги и Илезы. Зажиточные крестьяне, были недовольны  повторными сборами, когда забирали красноармейцы всё зерно, не оставляя на семена и на продовольствие, Павел Ульяновский, Сергей Дружининский, Роман Бабкин и другие организовали 16 декабря у здания Верхкокшеньгского волисполкома сход в количестве около 200 человек и потребовали от Киселева и Губина вернуть обратно собранный у населения хлеб. Киселев дал команду людям разойтись, а Губин сделал предупредительный выстрел вверх. И тут толпа мужиков ринулись на продотрядовцев, началось их зверское избиение.

Покончив с семью бойцами, за остальными послали в Кокшеньгу и ночью того же дня поленьями дров убили у крыльца волисполкома. 22 декабря прибыл из Тотьмы карательный отряд под началом уездного военкома А. А. Колмакова и следственная комиссия во главе с председателем уездной Чрезвычайной комиссии М. И. Смолиным. Особая ЧК провела расследование и, принимая во внимание осадное положение в уезде, объявила 28 декабря приговор. В тот же день 17 главных организаторов мятежа были расстреляны». Эта трактовка крестьянского восстания и была основной в советский период.

Новый взгляд на эти события появился в результате журналистского расследования, проведённого редактором районной газеты «Кокшеньга» Александром Всеволодовичем Силинским и опубликованном в 1994 году под названием «Как отбирали хлеб», а в 2008 году «В борьбе за хлеб». Автор стремился избежать предвзятого мнения и опирался в них в основном на архивные документы. В результате своих расследований Александр Всеволодович нашёл новые подробности этой трагедии, открыл другую правду, правду крестьян-тружеников.

Вот в чем видит журналист причины восстания: «Недовольство действиями продотрядовцев зрело среди крестьян волости с первых дней появления реквизиторов в этих краях. «Они ведь шибко пошаливали», - рассказывал один из старожилов с Илезы. А попросту говоря, мародерничали. Наивно было бы полагать, что все бойцы продотряда являли собой образец кристальной чистоты с нравственной точки зрения. Как уже отмечалось, в ряды продбойцов записывалась в основном молодежь, на биографию при этом вряд ли обращалось серьезное внимание. Был при этом и материальный интерес: половина заготовленного хлеба оставалась в организации, пославшей продотряд, члены продотряда обеспечивались хлебом в первую очередь.

С другой стороны, не следует идеализировать и местных крестьян. Нравы в ту пору были крутые. Выяснение отношений с помощью кольев, поленьев было обычным явлением в наших деревнях. После того, как продотрядовцы начали повторный обход крестьянских хозяйств, по деревням волости поползли слухи: «продотрядовцы идут отбирать семенное зерно». Недовольство нарастало». В заключение своей статьи журналист пишет: «Быть может, в свете новых взглядов на нашу историю, следует реабилитировать расстрелянных крестьян и поставить на их могиле по православному обычаю памятный крест». Вот так трагически закончился 1918 год, но всё-таки радует то, что  история нашего края, судьбы прадедов, живущих в то непростое время, не оставляют равнодушными современных жителей Кокшеньги-Тарноги.

Открывая новую для нас страницу в летописи родного края, мы осознаём великое трудолюбие наших северных крестьян, их трепетное отношение к земле, к хлебу, их веру, надежду, их мечты о новой светлой жизни в социалистическом будущем. И пусть не всё было так, как они представляли, но счастливых моментов в советской действительности было гораздо больше, чем в царском прошлом. И в преддверии 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции мы отдаём должное созданию той моральной, нравственной обстановки, в которой воспитывалось новое поколение, поколение патриотов, защитивших нашу Родину от фашизма.

Артем Корепанов, выпускник Тарногской школы 2017 года.

Руководитель О.И. Кормашова.